Росгеология намерена завершить 2018 финансовый год с плановым ростом показателей, несмотря на отказ ряда крупных заказчиков от работ, запланированных на текущий год. При этом компания показала рост выручки на 4% по итогам первого полугодия, а также сохраняет комфортное соотношение чистого долга к EBITDA на уровне 1х. Одновременно холдинг продолжает активную деятельность на международной арене. В частности, рассматривается вариант сотрудничества с азербайджанской Socar. О планах развития госхолдинга на ближайшую и среднесрочную перспективу в интервью ТАСС рассказал глава Росгеологии Роман Панов.

— Роман Сергеевич, давайте начнем с ситуации вокруг вашего возможного перехода на пост главы совета директоров Росгеологии вместо текущей должности. Росимущество должно было выпустить соответствующую директиву, однако позже от этой идеи отказались. Почему директива так и не поступила? Вообще опишите эту ситуацию.

— Много на эту тему спрашивали коллеги. Я никуда не перехожу. Вы меня видите здесь в должности генерального директора, председателя правления акционерного общества Росгеология. Работаем в том же режиме, в котором и трудились. Полномочия генерального директора и председателя правления не определены уставом, а вот председателя совета директоров — определены. Устав общества у нас был утвержден в 2015 году. В последней редакции вносились технические изменения, то есть с тех пор он правкам не подлежал, поэтому пока никаких изменений в распределении полномочий в органах управления у нас не было, и мы не видим, что это должно произойти. 

Перед холдингом стоят достаточно большие и масштабные задачи как с точки зрения развития непосредственно самого холдинга, так и реализации государственной программы по воспроизводству минерально-сырьевой базы. Мы, как мне кажется, нашли такой очень правильный рабочий формат с Дмитрием Николаевичем Кобылкиным, в мае он назначен на должность министра природных ресурсов и экологии России. Он поддерживает те направления в развитии холдинга, которые заложены были еще в стратегии, принятой в 2015 году, полностью разделяет концепцию, связанную с формированием, скажем так, внутриотраслевых объединений, увеличением или наращиванием доли присутствия государственного геологического холдинга как на российском, так и на международном рынках.

И перед нами стоит совместная задача по преодолению такого уровня технологического отставания, который, безусловно, сегодня есть. И выход на передовые позиции не только в России, но и за рубежом, где очень высокий уровень международной кооперации с одной стороны, а с другой — очень высокая степень конкуренции. Но, как мне кажется, геологоразведка — это одно из тех направлений, которое Россия на международном уровне может и обязана поддерживать именно в силу и тех компетенций исторически накопленных, и тех, которые у нас сейчас достаточно успешно развиваются. И в принципе, в будущем мне видится, что российская школа геологоразведки, техники и технологии, они абсолютно могут быть не только конкурентоспособны, но и лидирующими. В принципе, результаты по отдельным направлениям работы говорят сами за себя. 

— Поскольку форум становится все более и более международным, а вы как раз затронули тему международных отношений, на этом форуме у вас были какие-то двусторонние встречи? Возможно, с представителями Японии, Кореи, Монголии?

— Мы такие контакты поддерживаем на регулярной основе. То есть для этого нам не нужно специальное мероприятие. Форум, безусловно, это в большей степени возможность для поиска новых потенциальных заказчиков и партнеров. Поэтому у нас прошло несколько встреч с китайскими инвесторами, которые достаточно активно смотрят на регион Дальнего Востока именно с точки зрения развития минерально-сырьевой базы.

— Это на нашей территории или у них?

— Речь идет о нашей территории, конечно. Мы активный участник процесса по развитию минерально-сырьевой базы региона. Мы исполнители государственных контрактов. Участвуем в работе с частными заказчиками, хорошо понимаем минерально-сырьевую базу региона.

«Безусловно, ключевой рынок сбыта на сегодняшний момент — это Китай»

Безусловно, ключевой рынок сбыта на сегодняшний момент — это Китай. Поэтому это естественный интерес, который они проявляют к крупным месторождениям как углеводородов, так и твердых полезных ископаемых на территории этого региона. Поэтому такие переговоры ведем. 

— А твердые полезные ископаемые — это что конкретно?

— В первую очередь, это золото, конечно. Также полиметаллические руды, уголь.

— Уголь тоже?

— Безусловно. То есть я говорю, в 30-х годах прошлого столетия уже предрекали, что чуть ли не завтра мы прекратим его потребление. А сейчас делается прогноз на использование по основным видам минерального сырья, включая углеводороды. Там газ, нефть и так далее. И уголь как был на устойчивом третьем месте, так и продолжает его занимать. И в прогнозе потребления нет никаких предпосылок для того, чтобы уголь с этой уверенной позиции в перспективе 30 лет куда-то делся. То есть и угольная генерация, и производство металла требуют геологоразведки, добычи и, соответственно, потребления.

— Если про металлургию вопрос не возникает, предрекали именно уход угля из-за альтернативных источников энергии.

— Пока этого не происходит. И тот же Китай, здесь угольная генерация в общем энергобалансе, наверное, до 70%, у Китая уголь все еще сохраняется как основной источник энергии. Хотя, безусловно, они его интенсивно сокращают. Насколько я с китайскими коллегами разговаривал, то стратегия предусматривает сокращение в ближайшее время, по-моему, до 2025 года, до 50%.

Большое замещение, в том числе интенсивные поставки газа, колоссальные вложения в возобновляемую энергетику. Если не ошибаюсь, Китай сегодня на первом месте в мире по объему инвестиций в возобновляемую энергетику. Больше, чем Соединенные Штаты. Поэтому, безусловно, они эту работу ведут. То есть с учетом повышения спроса или объема потребления в абсолютных цифрах, конечно, в пропорциональном отношении, соотношение объема возобновляемой энергетики и невозобновляемой будет меняться. Сегодня в энергобалансе мира это 3%. К 2050 году этот показатель прогнозируется на уровне 16%. То есть в абсолютном выражении рост потребления идет достаточно устойчивыми темпами за счет увеличения объема спроса.

— Просто я почему так зацепилась за уголь: когда была последняя президентская комиссия по ТЭК, для всех стало, как бы сказать…

— Откровением…

— Да. То есть президентская комиссия по ТЭК неожиданно начинает обсуждать уголь, как будто более важных проблем у нас нет.

— Логичная проблематика для тэковской комиссии, поскольку это взаимоувязанные процессы. Это вопрос в первую очередь транспортной логистики. То есть это порты, в частности все дальневосточные. И только транспортировки нефти и нефтепродуктов для глобальной конкуренции таких портов, конечно, не хватает. Уголь, с точки зрения экспортного потенциала, наверное, один из самых значимых видов полезных ископаемых именно по объему и перевалу.

Поэтому, конечно, это загрузка и железной дороги, и портов, это и новые транспортные технологии. И безусловно, это дает добавленную стоимость в целом для топливно-энергетического комплекса, если смотреть именно с этих позиций. Я думаю, что именно это и было основной логикой рассмотрения этого вопроса на комиссии по ТЭК.

— Спасибо большое, теперь все стало гораздо яснее. Вернемся к международной тематике. В феврале сообщалось, что Росгеология получила контракт с бельгийской компанией Global Sea Mineral Resources NV на геологоразведку в Тихом океане. Какова его сумма, какие работы должны быть выполнены по нему? И вообще, расширяете ли вы сотрудничество с Бельгией?

— Контракт действительно касается геологоразведочных работ на том лицензионном участке, который принадлежит бельгийской компании. У нас уже есть опыт проведения таких работ на лицензионных участках, которые закреплены за Российской Федерацией, — поиск железно-марганцевых конкреций. Фактически это очень богатые по содержанию месторождения железа с высоким содержанием марганца, который значительно превышает по качеству другие месторождения, которые, например, находятся на сухопутной части. И сегодня порядка 27 стран являются участниками процесса по разведке и потенциальной разработке ресурсов дна Мирового океана.

Существует специализированная организация при ООН. Это международная организация по мировому дну, которая регулирует деятельность стран в этом секторе, она распределяет лицензионные участки, следит за исполнением лицензионных обязательств. И безусловно, не все страны обладают технологиями проведения геологоразведочных работ на таких больших глубинах — свыше двух километров под водой. И здесь холдинг, безусловно, является одним из лидеров не только на российском, но и на международном рынках.

Мы достаточно давно занимаемся этой проблематикой, еще со времен Советского Союза. Поэтому у нас было создано специализированное конструкторское бюро. Мы занимаемся разработкой управляемых буровых комплексов для проведения таких работ, и такие услуги, конечно, мы предоставляем потенциальным заказчикам, у которых есть права на такого рода деятельность. Вот бельгийская компания выступила одним из таких заказчиков. Сумма контракта составила свыше $1 млн. Это как бы первый совместный опыт. Результатом работы и качеством заказчик остался очень доволен. Сейчас фактически обрабатываются полученные материалы. Ведем переговоры о возможном продолжении таких работ уже на следующий срок.

— Здорово. Скажите, у ваших партнеров не возникает вопросов по поводу санкций, некоторые опасения? Вообще не ощущаете ли?

— Безусловно, ощущаем. Даже тот информационный фон, который создается, разумеется, оказывает определенное негативное воздействие. И я уже говорил, что в первую очередь это связано с вопросами привлечения финансовых ресурсов. Те ограничения, которые сегодня введены в отношении российских операторов, они, конечно, оказывают давление в первую очередь на вопросы финансового обеспечения деятельности. Это и привлечение средств за рубежом, и возможность доступа для наших финансовых партнеров. Это и издержки, связанные с увеличением сроков, например транзакционных операций. Потому что контракты, которые номинированы, например, в долларах США, достаточно осложняют процесс оплаты и сроков.

«Есть определенные сложности, но ни количество наших партнеров, ни доступ к технологиям, ни к научным решениям для нас не изменились»

Есть определенные сложности. Но ни количество наших партнеров, ни доступ к технологиям, ни к научным решениям для нас не изменились. Я не скажу, что мы испытываем серьезные сложности в части ограничения международных коопераций. Наоборот, мне кажется, это стало таким хорошим стимулом для того, чтобы задуматься о необходимости формирования собственного технологического потенциала. Невозможно все время как-то обращаться к разработкам наших коллег. И последние четыре года, я могу сказать, так или иначе, но программа импортозамещения заработала.

Идет постепенная замена оборудования на российский контент, идут поиск и внедрение российских технологий. И это очень такая здоровая тенденция. Это приобрело не разовый характер, а действительно здоровую тенденцию. Например, появилась мода на российское оборудование. Оно, может быть, еще не самое лучшее, не самое качественное и передовое, но абсолютно точно доля его в контенте, по крайней мере нашем, она растет. Мы сами частично являемся производителями и чувствуем, что выходить с отечественного оборудования к заказчику стало гораздо проще. То есть восприятие исполнительных работ с российским оборудованием не изменилось. 

— Продолжая тему международных контактов: в мае были подписаны геологическая программа к контракту на работы в иранской части Каспийского моря и соглашение о намерении по выполнению исследований в Иране. Расскажите, пожалуйста, подробнее об этом, на какой сейчас стадии работы и объявлены ли тендеры?

— Эта работа ведется в рамках большого межправительственного соглашения стран — участников Каспийского договора. Фактически туда входят все страны, для которых эта акватория является как бы домашней. Иран — один из крупнейших держателей этой акватории, поэтому для нас логично участие в такой программе. Это соглашение было подписано с геологической службой Ирана и подразумевает проведение большого комплекса региональных работ на шельфе Каспия путем проведения сейсморазведки в формате 2D с потенциальным обнаружением и локализацией ресурсов, в том числе углеводородов. Мы сейчас состав этих работ обсуждаем, планируем, что в следующем году сможем начать их реализацию. В связи с недавним подписанием конвенции о правовом статусе Каспийского моря уточняются границы района исследования, согласуются юридические и экономические стороны проекта. Кроме того, решается вопрос финансирования. После решения всех этих вопросов можно будет говорить о подписании контракта и определении начала его реализации. На текущий момент — при благоприятном развитии ситуации — это третий квартал 2019 года.   

Это, конечно, не завтрашний день, но это потенциал 30–40-летнего горизонта последующего года эксплуатации, а для нас это, безусловно, возможность загрузки наших мощностей. Поскольку мы видим потенциал спроса на такие виды работ у наших коллег в Азербайджане, мы уже ведем переговоры с компанией Socar на эту тему. Есть потенциал спроса и у российских компаний, в частности у «Лукойла». Поэтому формирование таких производственных мощностей на Каспии входит в задачу развития направления работ на шельфе.

— Про Socar, пожалуйста, подробнее. То есть у вас с ними готовится соглашение?

— Мы ведем переговоры. У коллег есть потребность в проведении комплекса 3D-сейсморазведочных работ в Азербайджане. И мы провели несколько раундов переговоров на эту тему. Сейчас рассматриваются разные модели вплоть до создания совместного предприятия, которое такие работы могло выполнять в интересах заказчика. Поэтому обсуждаем.

— Как интересно. Расскажете потом, как оно?

— Обязательно.

— Когда следующий раунд переговоров, чтобы мы знали, когда готовиться к вопросу?

— Мы думаем, что до конца года уже на уровне руководителей компании мы придем к модели, которая была бы приемлема и для нас, и для компании Socar. 

— Отлично. Сообщалось, что Росгеология рассматривает размещение заказов на суда для 2D- и 3D-сейсморазведки на строящейся на Дальнем Востоке верфи «Звезда». Остались ли такие планы?

— Планы, безусловно, остались. Объем проведения сейсморазведочных работ на шельфе — он значительный. Безусловно, сроки проведения работ оказывают влияние, ценовая конъюнктура. То есть компании стали гораздо более консервативны с точки зрения планирования и инвестиций в геологоразведочные работы. Если традиционно все компании, и «Газпром», и «Роснефть», выполняли значительно больший объем относительно того, который предусмотрен лицензионными обязательствами, сегодня такого растущего спроса на 2018 и 2019 годы пока не чувствуем. То есть он будет оставаться на уровне 2017 года, пока мы не видим интенсивно нарастающего спроса на такой вид работ. 

Сейчас флот у нас загружен. Мы очень эффективно используем судно, которое приобрели (у Sсhlumberger — прим. ТАСС). Но, безусловно, через определенный период его будет недостаточно. В силу тех же технических характеристик мы будем заинтересованы в том, чтобы вводить в эксплуатацию новые суда. Поэтому мы прорабатывали вопрос со «Звездой». Мы изучали возможности этой судоверфи для строительства сейсморазведочных судов, в том числе в наших интересах. И видим сейчас, что специализация «Звезды» — она сосредоточена на более крупнотоннажных объектах. Но потенциально, если у коллег будут мощности для производства таких судов, как нам надо, безусловно, мы будем рассматривать.

— То есть у вас пока нет каких-то конкретных договоренностей?

— Конкретных нет, и надо признать, что пока у нас и острой необходимости в этом нет.

— По поводу «Газпрома», в январе прошлого года вы стали победителем
запроса предложений на подряд для «Газпрома» на сейсмику в Карском море. Есть ли первые результаты этих работ? Если нет, то когда их ожидаете?

— Я могу сказать, что мы реализуем все задачи абсолютно в графике, работа выполняется с использованием судна «Академик Примаков». К сожалению, раскрыть результаты я не могу, потому что это коммерческая тайна заказчика. Но мы все работы ведем в полном соответствии с тем техническим заданием, которое по контракту было подписано. И общий объем составляет порядка 4 тыс. кв. км, из которых треть уже фактически выполнена. Думаю, разумнее будет по результатам уже обработки интерпретации этот вопрос потом адресовать коллегам в «Газпроме».

— Хотя бы скажите, когда вы завершите?

— До конца сезона, то есть до начала октября, все работы будут выполнены, данные коллегам в полном объеме сдадим. 

— Ладно, тогда будем их спрашивать в конце сезона. И традиционные вопросы собственно по показателям компании. Вы их не обнародуете? Как завершилось первое полугодие? Какие показатели по чистой прибыли? По выручке? Все, что можете сказать.

— Динамика положительная относительно 2017 года. У нас есть специфика организации работ, ярко выраженная сезонность, когда первое полугодие связано с большим объемом инвестиций, подготовкой оборудования, мобилизацией. Как правило, показатели первого-второго кварталов хуже, чем третьего и четвертого, поскольку основной объем выручки у нас приходится на второе полугодие. Но даже с точки зрения относительной динамики по сравнению с прошлым годом мы находимся в хорошем тренде. Так, по итогам первого полугодия 2018 года выручка холдинга по МСФО, по предварительным результатам, составила 10,2 млрд рублей против 9,8 млрд рублей за аналогичный период 2017 года, рост на 4%. По результатам года мы планируем, что выручка будет уже свыше 38 млрд рублей, рост к итогам 2017 года, таким образом, составит 12%.  

Рентабельность по EBITDA планируем получить на уровне 13,4%, рост рентабельности по чистой прибыли — 2,33%. И естественно, при достаточно комфортном уровне соотношения долга к EBITDA, которое не превысит единицу. Мы надеемся, что эти показатели до конца мы выдержим. К сожалению, определенное давление оказывают изменяющиеся планы наших контрагентов, то есть ряд крупных заказчиков отказались от проведения работ в полевой сезон 2018 года по уже ранее подписанным контрактам, и это, конечно, внесло свои коррективы.

— Нехорошие.

— К сожалению, да, условия контрактов нам не позволяют раскрывать эту информацию, но определенно негативное давление как бы оказывается на компанию, поскольку мы при планировании этих работ вложили серьезные инвестиции в подготовку техники, оборудования и вынуждены были уже в середине сезона переконфигурировать наши мощности. Но в целом я рассчитываю, что те планы и показатели, которые предусмотрены у нас в проекте бюджета на этот год, в целом мы выдержим.

«Поскольку у нас портфель заказов диверсифицирован, нет риска при изменении политики одного из заказчиков в целом, нет такого глобального негативного влияния на холдинг»

Мы пока консервативную финансовую политику сохраняем. И как показала практика этих лет, она оправдана. Этот год нас еще раз убедил в том, что надо быть готовыми к возможности использовать в том числе и финансовую подушку безопасности, когда возникают такие ситуации. У нас в любом случае сформирован рынок заказчика, и заказчик имеет возможность диктовать свои условия при проведении работ и условиях подписания контракта, поэтому мы должны быть гибкими с точки зрения возможности принятия в том числе финансовых решений.

Поскольку у нас портфель заказов диверсифицирован, нет риска при изменении политики одного из заказчиков в целом, нет такого глобального негативного влияния на холдинг. То есть мы достаточно быстро переконфигурируем портфель заказов, хотя в целом такая негативная тенденция имеет место быть. Однако мы все же рассчитываем, что в абсолютных показателях плановые значения в 2018 году выдержим. 

Беседовали Лана Самарина, Ирина Мандрыкина.




МОСКВА, ТАСС

12


Источник: arms-expo.ru