Температура на Земле продолжает бить рекорды, в то время как руководители отдельных стран отрицают глобальное потепление. По прогнозам синоптиков, жара в европейской части мира будет стоять еще как минимум две недели. Почему при глобальном потеплении в июне выпадает снег, можно ли верить Росгидромету и мобильным приложениям о погоде, ждать ли всемирного потопа и существует ли климатическое оружие — обо всем этом в интервью руководителю представительства РИА Новости в Швейцарии Елизавете Исаковой рассказала заместитель генерального директора Всемирной метеорологической организации (ВМО) Елена Манаенкова.

— Начнем с самого главного вопроса: почему, если мы говорим о глобальном потеплении, в ряде районов нашей планеты резко наступает сильный холод? Ведь температура должна расти, а в Москве, к примеру, в прошлом году снег выпадал даже в июне.

— Это довольно типичное заблуждение людей, которые считают, что если речь идет о глобальном потеплении, то всегда и везде должно быть тепло. На самом деле наша планета — это физическая система. Увеличение энергетического баланса планеты меняет циркуляцию океана и циркуляцию атмосферы.

Последний доклад ВМО говорит о том, что 2017 год был одним из трех самых теплых годов за всю историю наблюдений — на 1,1 градуса теплее, чем в 1850-м году. На самом деле речь идет о средней температуре по поверхности планеты. Главная причина — это рост парниковых газов. Я знаю, что многие люди по-прежнему сомневаются в том, что изменение климата — это процесс длительный. И мы в ВМО пытаемся объяснить, как это работает.

Парниковые газы препятствуют выходу солнечной энергии с поверхности Земли. Она не уходит в атмосферу и остается в системе. Это увеличивает количество энергии на планете. 90% этой лишней энергии поглощается мировым океаном. Но несмотря на это, разница в этой энергии меняет циркуляцию и взаимодействие океана и атмосферы. Климат — это средняя погода в определенной точке планеты. Это средняя погода, если хотите. Она меняется, потому что меняется энергетический баланс. Любое добавление энергии в какую-то систему требует стабилизации. А у нас за последние 50 лет скорость увеличения парниковых газов в 20 раз превысила ту скорость, которая была между ледниковыми периодами.

Для сравнения, между ледниковыми периодами, 20-30 тысяч лет назад, колебания углекислого газа были между 200 и 300 частями на миллион. Это естественный цикл. Теоретически, если все бы оставалось, как и раньше, сейчас бы уровень углекислого газа снижался, и мы бы входили в новый ледниковый период. Но за последние 800 тысяч лет естественный период был нарушен. Последний раз содержание углеводородов в атмосфере как сейчас было 3-5 миллионов лет назад. И в это время уровень Мирового океана был на 20-30 метров выше, чем сегодня. Нынешний подъем уровня углекислого газа еще и безумно быстрый. Сейчас рост значений углеводорода в атмосфере происходит в 10 раз быстрее, чем после последнего ледникового периода, когда началось таяние льдов и произошел выброс газов в атмосферу.

Как я уже говорила, любой системе нужен период для стабилизации. А мы не даем нашей системе стабилизироваться, продолжая увеличивать энергию на планете, которая перераспределяется. Для обычных людей это выражается в том, что осадков становится больше, либо их совсем нет, либо есть волны тепла, либо заморозки. То есть глобальное потепление на 1 градус совсем не значит, что везде будет тепло. Это значит, что погода будет вести себя по-другому. В тех местах, где люди привыкли к осадкам в период с июня по июль, они могут не прийти вообще, муссон может задержаться, или месячная норма осадков выпадет в течение одного часа.

— А это как-то влияет на смещение времен года? Сейчас в ряде регионов планеты лето становится чуть дольше, где-то зимы длиннее или, наоборот, мягче, больше похожи на осень. Насколько вообще изменение климата может повлиять на подобное смещение времен года?

— Я бы не назвала это смещением времен года. Времена года определяются солнечным свечением и расположением осей Земли. Это пока не меняется, количество солнечной радиации остается тем же самым, наклон орбиты такой же. Так что вопрос не в том, что что-то меняется с Землей. Многие также связывают это с тем, что что-то происходит с Солнцем. Но наблюдения показывают, что количество солнечной энергии, приходящее на верхнюю границу атмосферы, не меняется.

Сезонность погодных явлений определяется атмосферной циркуляцией. То есть сейчас по всей Европе, особенно в северной части, на территории России и в Северной Сибири наблюдаются сильная жара и волны тепла. Прогнозы наших центров в Германии, Великобритании и России говорят о том, что эту неделю жара точно будет продолжаться и на следующей неделе тоже.

Что касается зимних месяцев, то в последние годы мы наблюдаем, что арктический воздух, который остается в высоких широтах, все глубже проникает на юг. Россия привыкла, что устойчивый циклон держит холодную погоду над Сибирью. Сейчас у нас в Сибири, в Якутске лесные пожары.

Все связано с циркуляцией. Почему сейчас стоит такая жара и происходит блокирование? Потому что в Северном полушарии погода определяется так называемым Джет Стримом. Это поток воздуха примерно на уровне 10 километров в тропосфере, который переносит влагу, энергию и тепло вокруг земного шара в Северном полушарии и перераспределяет таким образом осадки. Сейчас, в последние две-три недели, над нами зависла область высокого давления, антициклон, который этот Джет Стрим не пускает, поэтому у нас идет горячий воздух из тропической зоны, а Джет Стрим, который должен был бы его выталкивать на средних широтах, сейчас находится севернее.

— По сути дела, все изменения климата рукотворные и напрямую зависят от человеческого фактора?

— Последний отчет межправительственной группы по изменению климата за 2014 год предлагает несколько сценариев поведения климата в зависимости от содержания углеводорода в атмосфере. В нем уже не подвергается никакому сомнению то, что вклад человека, индустриальный вклад в изменение климата и углеводородного баланса является определяющим.

Основной причиной, как считают ученые, является индустриальная деятельность человека. Это относится к углеводородному топливу и отношению к лесам. Неопределенностью пока является поведение океана. Как я уже сказала, 95% энергии поглощается океаном, вода нагревается. У нас сейчас есть система, которая позволяет измерить температуру в океане на глубине 700 метров. И это тепло накапливается там год от года. Последние 10 лет каждый отчет ВМО о глобальном состоянии климата говорит о рекордах. И наши исследования подтверждают, что изменения продолжат происходить.

Мы не можем отнести конкретный шторм или конкретную ситуацию с волнами тепла к изменению климата в научном плане. Но мы точно можем сказать, что из-за изменения климата интенсивность и частота таких явлений возрастет.

Что касается России, то она нагревается в три раза быстрее, чем в среднем по планете — 0,45 градуса за последние 10 лет. А Арктика нагревается в пять раз быстрее.

— От чего это зависит? Ведь в Арктике нет угольной индустрии.

— Климат и погода — это глобальное явление. Если одна страна жжет очень много угля, то это отражается не на ней, а на всех остальных, поэтому все друг от друга зависят. Нет ни одной страны, которая может делать то, что считает нужным, и думать, что это никак не отразится на других, и наоборот.

Морж на льдине у берегов одного из островов архипелага Земля Франца-Иосифа / Фото: РИА Новости, Вера Костамо

— Давайте пойдем по сценариям. Какой самый наихудший сценарий развития событий? Что будет, если никто ничего не будет делать, а уровень парниковых газов продолжит расти?

— У нас есть четыре сценария. Если вообще ничего не делать, то к концу этого столетия средняя температура повысится на 8 градусов. Соответственно, уровень океана будет примерно на 30 метров выше.

— То есть островные государства будут затоплены?

— И не только. У Российской Федерации огромное количество территории расположено в приморских областях на уровне океана. Один сантиметр подъема воды — это потеря нескольких метров суши.

Средний рост уровня океана за декаду с 1993 по 2004 годы был 2,7 миллиметра в год. А с 2004 по 2015 — 3,5 миллиметра. Но океан поднимается неоднородно. Например, в Юго-Восточной Азии и Индонезии он поднимается на 1 сантиметр в год.

Таким образом, подъем уровня океана съест большое количество земли. Большинство аэропортов мира находится в прибрежной зоне, на уровне воды. Железнодорожные пути, как правило, также прокладываются на уровне воды. Будет нанесен очень большой экономический ущерб.

В России, а это очень холодная страна, вторая после Канады по среднегодовой температуре, будет таять вечная мерзлота, которая составляет более 60% территории. Вся инфраструктура в северной части РФ была рассчитана на то, что под землей находится вечная мерзлота и твердая основа. Сейчас вся эта инфраструктура может столкнуться с большими рисками.

— А какой сценарий лучший?

— Я люблю начинать издалека. Есть хороший пример международного сотрудничества, при котором удалось решить проблему озонового слоя в стратосфере. Примерно 60 лет назад ВМО выпустила заявление о том, что озоновый слой, который естественным образом защищает нашу планету от солнечной радиации, разрушается в стратосфере, и солнечная радиация может нанести ущерб. Тогда этот отчет был воспринят как хороший доклад ученых, но проблему не увидели. Спустя 30 лет Всемирная организация здравоохранения обнаружила рост числа заболевших раком кожи и катарактой глаз в южном полушарии. Мы связали это с озоном и ежегодным образованием в Антарктиде озоновой дыры.

Когда эти два явления связали, международное сообщество осознало, что проблема заключается в аэрозолях и некоторых других веществах промышленности, которые разрушают озон. Сначала тоже было давление, лоббирование и возражения, но очень быстро все договорились и решили, что с рынка надо эти продукты убрать. Прошло 30 лет, мы наблюдаем за этой дырой каждый год — озоновый слой перестал разрушаться.

Что касается климата, то это гораздо более комплексная проблема. Это экономическая и научная проблема. Она практически касается и землепользования, и использования океана, и энергетики. Главное, что сейчас все страны договорились о том, что надо менять отношение к планете. И дело не в том, кто и сколько конкретно выбрасывает парниковых газов. Тут вопрос в изменении культуры использования природных ресурсов, чтобы не наносить ущерб соседям по планете.

Разница в этих двух конвенциях — по озону и по климату — в том, что по озону государства решили полностью прекратить использование веществ, которые разрушают озоновый слой. В Парижской же конвенции по климату страны вносят добровольный вклад, она не обязывающая, и пока продолжают ее ратифицировать.

В РФ до сих пор идут дебаты о том, нужно или нет ратифицировать Парижское соглашение. Последний аргумент заключается в том, что энергетика России, в принципе, возобновляемая. Большая доля идет из атомной энергетики, что очень хорошо, так как она никакого эффекта на климат не оказывает, гидроэнергетики и природного газа. То есть доля угля и нефти очень небольшая. Это хорошо.

Пока невозможно определить, какой стране что конкретно нужно делать. Но можно определить, сколько углеводорода в атмосфере может содержаться, если мы хотим, чтобы температура зафиксировалась на определенном уровне.

ВМО сейчас предлагает вместо субъективных формул использовать инструментальные наблюдения по примеру наших измерений глобального фона всех парниковых газов на планете хорошо откалиброванными инструментами. Если мы поставим определенную детальную сеть инструментов, измеряющих парниковые газы, и потом будем использовать стандартные модели транспорта, то мы не только будем знать, где находится источник эмиссии, и что выбрасывается, но и что поглощается. Это самое важное. То есть мы хотим предложить, чтобы страны отчитывались не о том, сколько они выбрасывают, а о том, каким является их чистое потребление парниковых газов.

Проблема заключается еще и в том, что углеводород находится в атмосфере десятки тысяч лет. И то, что у нас сейчас есть в атмосфере, останется с нами на это время. Некоторые государства просят зафиксировать глобальную температуру на уровне 1,5 градуса, но мы пока не знаем, насколько это физически возможно. Сейчас Межправительственная группа по изменению климата (МГЭИК) готовит в авральном порядке спецдоклад по просьбе рамочной конвенции, который будет опубликован в конце октября. Они как раз пытаются определить, насколько физически возможно удержать глобальную температуру на 1,5 градуса.

— То есть лучший сценарий все же возможен?

— Здесь трудно говорить, что есть худший, а что есть лучший сценарий. Для кого-то подъем уровня воды это нормально, для кого-то — катастрофа. Для кого-то таяние мерзлоты через сотни лет предполагает новые возможности в сельском хозяйстве, а для кого-то засуха приведет к водному кризису.

Всемирный экономический форум (ВЭФ) каждый год выпускает доклад о глобальных экономических рисках. В докладе за 2018 год самыми катастрофическими рисками для мировой экономики названы опасная погода, стихийные бедствия и провал адаптации к изменению климата. Далее идет кризис воды.

— А насколько сегодня предсказуемы климатические изменения и природные катастрофы?

— Системы предсказания погоды постоянно совершенствуются. В данный момент порядка 20 стран занимаются глобальными моделями, и качество прогнозов улучшается с каждым днем. Сейчас прогноз на неделю — это уже нормальное явление для всех стран. Но в прогнозах на месяц пока случаются неточности. Когда мы говорим о годах, то прогноз будет больше о вероятностях.

— Как вы оцениваете точность прогнозов Росгидромета?

— Погода — это сложное явление. Конечно, бывают ошибки. Я считаю, что российская метеорологическая служба является одной из самых сильных. К сожалению, предсказать погоду на 100% невозможно. Но поскольку климат меняется, и увеличивается частота и вероятность опасных явлений, на мой взгляд, лучше лишний раз послушаться прогноза, чем проигнорировать его.

Прохожие на Крымском мосту во время дождя в Москве / Фото: РИА Новости, Максим Блинов

При этом сейчас мы говорим о сильных службах — России, Японии, Великобритании, Швейцарии. Они очень хорошо профинансированы, у них есть хорошая научная база. Но в мире существует 150 стран, у которых метеорологические службы находятся в очень слабом состоянии. И ВМО в данном случае оказывает им помощь. Все страны берут на себя добровольное обязательство поддерживать различные центры, и обмен информацией происходит бесплатно между всеми странами.

Например, по тропическим циклонам у нас существуют специализированные центры, которые отвечают за определенные бассейны. И все страны, которые в этом бассейне находятся, получают информацию из этого центра. К примеру, Индонезия и Филиппины получают информацию из Токио.

— А как вы относитесь к мобильным приложениям с прогнозами погоды?

— У нас сейчас частный сектор заинтересовался вопросами прогнозирования погоды. Все мобильные телефоны имеют приложение о погоде с хорошим интерфейсом. Но я могу со всей ответственностью заявить, что мы не знаем, откуда они берут свою информацию. Эти компании с нами такой информацией не обмениваются, мы не знаем, какого она качества и откуда она берется.

Мы считаем, что сектор частных погодных и климатических услуг будет расти, и поэтому работаем со всеми компаниями, которые интересуются. Но есть один момент, на котором мы продолжаем настаивать: все, что касается стихийных бедствий и угрозы для жизни людей, это прерогатива государственной метеослужбы. Государство несет ответственность за своих граждан. И нужно обязательно слушать свою метеослужбу или МЧС.

— А существует ли климатическое оружие?

— Совсем недавно Совет Безопасности ООН рассматривал вопрос изменения климата с точки зрения безопасности человека. Уже давно обсуждается вопрос о климатических мигрантах. Климат движет массами людей, которые попадают в условия, где невозможно жить, сеять или получать доступ к воде, и начинается массовая миграция. Она будет продолжаться.

— Мой вопрос больше касался неких приборов, которые бы влияли на погоду. В России, к примеру, практикуют разгон облаков.

— На нашем языке речь идет о геоинжинерии. Мы относимся к этому очень осторожно и сейчас разрабатываем положение ВМО о научных основах геоинжинерии. Дело в том, что любое вмешательство в природные системы меняет их характеристики. Сейчас существуют разные проекты, к примеру, выбрасывание серы в атмосферу. Если происходит естественное извержение вулкана, то выброс большого количества таких аэрозолей может снизить глобальную температуру, так как они отражают солнечные лучи как зеркало.

В октябре мы были вынуждены отменить три крупных глобальных совещания на Бали из-за угрозы извержения вулкана Агунг. Он является стратовулканом, и последний раз, когда он извергался в 1963 году, количество вещества, которое выбросилось в стратосферу, временно снизило глобальную температуру на 1 градус.

Но если мы своими руками будем в атмосферу что-то вносить, я считаю, что нужно прежде хорошо подумать и просчитать, как это отразится и на чем. От выброса вулкана этот эффект будет длиться два-три года. Но здесь нужна точная наука, потому что любое искусственное изменение приведет к нарушению естественной циркуляции.

Мы действительно занимаемся так называемым активным воздействием. Россия в этом смысле одна из ведущих стран. Речь о провоцировании осадков до того, как они пришли на площадь, где проходят торжества. Я, правда, до сих пор еще не позвонила своим коллегам в Росгидромет, чтобы узнать, что же произошло во время церемонии награждения по итогам чемпионата мира по футболу. Был такой сильный дождь, и я очень переживала. Мы тут все смотрели чемпионат, все друг друга поздравляли, все друг за друга переживали, атмосфера была очень хорошая. Но когда во время награждения пошел дикий дождь и не поставили никаких тентов, не дали зонтов, мне было очень неудобно. Хотя выглядело все замечательно и все были счастливы. Но где был прогноз? Почему не поставили тенты? Если бы дождь пошел во время матча, даже если был бы прогноз, матч бы не остановили. Но перед церемонией награждения понятно было, что будет дождь. Это же на любом радаре будет видно.

МОСКВА, РИА Новости

12

Источник: arms-expo.ru