Всё об оружии

О планах по развитию сотрудничества с «Газпромом», ситуации с санкциями, проблемах и перспективах нефтяного и газового рынков в интервью ТАСС рассказал председатель правления крупнейшей в Центральной Европе австрийской нефтегазовой компании OMV Райнер Зеле.

— Недавно Россия и Австрия отпраздновали 50-летие начала поставок российского газа, OMV и «Газпром» подписали соглашение о продлении срока поставок до 2040 года. Обсуждается ли в рамках нового документа увеличение объема поставок, о каком объеме идет речь? Правильно ли я понимаю, что поставки будут увеличены после запуска «Северного потока — 2»?

— Лично я бы, конечно, до 2050 года продлил. Потому что газ нам понадобится еще долго. В Европе будет снижаться собственная добыча газа, а потребность в газе будет сохраняться. Поэтому, очевидно, Европа будет вынуждена импортировать газ, и эта потребность в импорте будет расти. Лично я считаю, что чем дольше этот газ будет законтрактован, тем лучше. И дата сама больше подходит — 2050 год лучше сочетается с 50-летием поставок.

Я думаю, что по мере развития сбытового бизнеса OMV в Европе, если объемы будут расти, мы, вероятно, будем увеличивать объемы, о которых идет речь в этих документах. И Алексей (Миллер — глава «Газпрома» — прим. ТАСС) понимает, что пройдет время и мы купим у него еще больше газа.

От европейского рынка и его развития зависит, будем ли мы покупать дополнительные объемы и доставлять их по «Северному потоку — 2». OMV софинансирует проект «Северный поток — 2», потому что до этого у нас был только один путь поставок — через Украину и мы хотели диверсифицировать каналы поставок.

— В прошлом году Австрия продемонстрировала впечатляющий рост спроса на российский газ. Как вы ожидаете, эта тенденция сохранится? Считаете ли вы целесообразным рассмотреть и новые проекты строительства газопроводов из России, так называемый «Северный поток — 3»?

— Действительно, мы очень рады тому, как сильно увеличилось потребление российского газа на территории всей Европы, это связано с конъюнктурой рынка и с температурой за окном. Дед Мороз — мой большой друг, происходит так, когда у нас со сбытом цифры не сходятся, Алексей мне его присылает в командировку из Сибири (смеется).

Я думаю, что нам нужно довести до конца «Северный поток — 2» прежде, чем начинать говорить о других газопроводах. Пока между нами переговоров о новом газопроводе нет.

Я ничего не исключаю, конечно, потому что чем больше труб, тем лучше. Каждая дополнительная нитка увеличивает безопасность Европы.

— Тем не менее Украина сейчас заявляет об обратном, то есть об угрозе энергетической безопасности Европы в случае реализации проекта «Северный поток — 2». Почему, если газ идет через территорию Украины, он повышает безопасность Европы, а если через «Северный поток — 2», то — наоборот? Как вы оцениваете это утверждение?

— Это ерунда. Понимаете, у этого проекта есть много противников, они упрекают нас в том, что мы, строя эту нитку, преследуем политические цели. На самом деле же все те политики, которые критикуют этот газопровод, преследуют экономические цели. Давайте говорить открыто: украинцам просто не хочется терять доходы от транзита газа через свою территорию, поэтому они просто пытаются использовать европейских политиков в своих целях. Конечно, им хочется, чтобы «Газпром» по-прежнему законтрактовывал транспортные мощности на их территории, использовал их ГТС. Все эти критики боятся конкуренции, а наша труба как раз поддерживает конкуренцию. И нам совершенно нечего бояться конкуренции. Кому-то хочется сохранить эти транзитные доходы, потому что тарифы неконкурентоспособны. Еще кому-то хочется на нашем рынке обязательно продавать их дорогой сжиженный газ (СПГ — прим. ТАСС), опять же потому, что неконкурентоспособные цены. Но нашим потребителям в Европе нужен конкурентоспособный газ. Потому что они конкурируют с другими участниками рынка, у которых есть возможность получить более дешевый газ.

Для того чтобы Европа оставалась конкурентоспособной, чтобы европейская промышленность оставалась конкурентоспособной, а сам регион по-прежнему был инвестиционно привлекательным, нам нужно обеспечивать выгодный, то есть недорогой, газ.

Таким образом, все эти аргументы против строительства газопровода — это исключительно отвлекающий маневр. Речь на самом деле о конкурентоспособности.

— В ходе недавнего визита президент США Дональд Трамп жестко высказывался о проекте. Как продвигаются переговоры европейских участников «Северного потока — 2» с американскими властями относительно санкций? Вы участвуете в этом процессе? Как бы вы охарактеризовали обратную связь?

— Я общался с рядом представителей Конгресса, членами Сената США для того, чтобы объяснить им, что это за проект «Северный поток — 2». Я думаю, что мы должны это делать, мы должны четко изложить аргументы в пользу этого проекта, чтобы люди понимали, как мы на него смотрим. Но вот поможет ли это, тут у меня есть сомнения… Ведь аргументы, которые мы слышим, имеют мало отношения к делу, в основном это эмоциональные политические высказывания. А мы не хотим, чтобы это было предметом политики. У нас есть бизнес, мы компания, которая занимается инвестициями. Но, с другой стороны, у нас есть и экономические связи с США, мы импортируем СПГ, так может быть, если цена нормальная. Но я должен признать, что эти объемы СПГ просто крошечные в сравнении с контрактом с «Газпромом».

— Каковы шансы, что европейские власти смогут отстоять «Северный поток — 2» в противостоянии с тем же Трампом? Есть поле для компромисса? Скажем, может ли случиться так, что растущий спрос на газ в Европе поглотит как российские, так и американские молекулы газа? И Европе понадобятся как новые СПГ-терминалы, так и новые газопроводы из России?

— Я думаю, что европейцев нельзя вынудить что-то делать. Мы в Европе по-прежнему будем выступать за то, чтобы все решал рынок в полном соответствии с принципами свободной рыночной экономики. Рынок решит, какой газ, в каких количествах и откуда будет ввозиться.

Если газ будет предлагаться по конкурентной цене, то возможен и такой вариант, о котором вы говорите.

В Европе уже построено достаточно терминалов для приема СПГ, и они недозагружены, поэтому для увеличения поставок сжиженного газа строительство новых терминалов необязательно.

Мне кажется, если решение о санкциях против участников «Северного потока — 2» будет принято, то это будет несправедливый шаг. Нам, очевидно, придется на эти меры каким-то образом отвечать, и надо будет посмотреть, как на это отреагируют европейские политики.

Я лично считаю неприемлемым, когда пытаются наказывать инвесторов, хотя мы на самом деле ничего плохого не сделали.

Одно мне ясно совершенно точно: мы финансово участвуем в проекте «Северный поток — 2» во имя Европы, а не ради удобства президента Трампа. Наши потребители находятся в Европе, мы строим эту трубу для них, чтобы еще надежнее обеспечивать их природным газом.

— Помимо «Северного потока — 2» вы сотрудничаете с «Газпромом» и по ряду других проектов. В связи с чем была отложена работа над проектом малотоннажного завода СПГ на Черном море?

— Мы вынуждены расставлять приоритеты, учитывая, какие проекты мы сейчас одновременно реализуем. Важнее всего сейчас реализация «Северного потока — 2». Кроме того, мы должны довести до конца обмен активами, и, разумеется, мы не прекращаем переговоры о новых проектах.

— Мы уже несколько лет ждем завершения обмена активами между OMV и «Газпромом». Появилась ли уже точная дата, когда этот процесс будет завершен?

— Я тоже давно жду. Мы были вынуждены принять к сведению, что ситуация в Норвегии сложилась непростая. Мы, например, услышали, что министр энергетики Норвегии сказал, что наш обмен активами для него головная боль. С другой стороны, он довольно четко дал понять, что нам нужно подать заявки на получение одобрения сделки. Мы сейчас очень активно работаем над тем, чтобы вступить в переговоры с Министерством энергетики Норвегии.

Мы должны понять, что не устраивает министерство.

Пожалуйста, не требуйте от меня конкретный срок или дату, могу только сказать, что мы ждем итогов переговоров. Но позиция OMV и «Газпрома» — мы хотим сделать это как можно скорее, и именно сейчас нам нужно больше совместных проектов, а не меньше.

— Вы упомянули о возможных новых проектах с «Газпромом». О каких сферах и странах идет речь?

— У нас есть одна большая общая стратегическая цель: мы хотим еще более интенсивно сотрудничать вдоль всей цепочки создания добавочной стоимости, по всей цепочке производства — от добычи газа, его транспортировки, сбыта и до производства высококачественных нефтепродуктов. Я вчера Алексею Миллеру обещал, что пока не буду называть конкретные проекты. Но целый год ждать не придется.

— Как вы в целом оцениваете ситуацию на газовом рынке, будет ли возрастать роль газа в энергообеспечении Европы? Следует ли нам ждать и роста поставок российского газа?

— Мы ожидаем, что прежде всего политические условия, конъюнктура для природного газа в Европе улучшатся. Это связано с тем, что чем-то нужно заменить выбывшую угольную генерацию, и как раз природный газ, согласно нашим ожиданиям, будет заменять уголь. Я считаю, что в ближайшее время потребление газа в Европе будет потихоньку расти, это будет очень здоровый рост. Но это лишь одна сторона медали, вторая гораздо интереснее.

Мы наблюдаем стабильное и очень быстрое снижение собственной добычи в Европе. На сегодняшний день примерно 50% газа в Европе потребляется там же, где и добывается. А в ближайшие лет 10−15 эта доля снизится до одной трети. Хороший пример — Нидерланды, там можно было хорошо проследить, как падала их добыча, так же потом произошло и в Англии. Норвегии, может быть, удастся удержать добычу. Северная Африка — там ситуация сейчас не очень спокойная, поэтому ряд поставок просто прекратился.

Европе будет нужно импортировать значительно больше газа. И эта потребность настолько велика, что пирог достаточно большой и по кусочку достанется всем. И объемы из России увеличатся, и больше СПГ будет ввозиться. И из Норвегии газ будет поставляться.

Если я окажусь прав, может быть, мы с Алексеем Миллером и еще один договор подпишем.

— До 2040 года или после?

— К 2040 году я буду уже не так много работать, как сегодня. Я не уверен, что к 2040 году я хочу все еще заниматься продажей газа, я хочу уже только смотреть чемпионаты мира по футболу и отмечать с соседями по стадиону победы.

— Как известно, цена на газ зависит от цены нефти, ОПЕК и Россия в последние годы приложили немало усилий для стабилизации цен на нефть. Считаете ли вы целесообразным вступление России в ОПЕК? Каков ваш прогноз цены нефти на будущий год?

— Должен сказать, что я не вижу большой целесообразности для России вступать в ОПЕК. ОПЕК+ и Россия проделали огромную совместную работу и действительно привели мировой рынок нефти в равновесие. Правда, есть одна важная вещь, и я хочу это подчеркнуть. Усилия ОПЕК и России направлены не на то, чтобы о какой-то конкретной цене договориться. Их цель — не какая-то конкретная цена, а поддержание баланса в таком виде, чтобы удовлетворять потребности тех, кому эта нефть нужна.

Сейчас сложилась совсем иная ситуация. Посмотрите: вся нефтяная промышленность осознала, что в последние годы слишком мало средств инвестировалось в производство и теперь фактически есть опасность того, что нефти будет недостаточно на рынке, она будет в дефиците. И сейчас мы начинаем говорить о том, как увеличить количество нефти на рынке, где можно взять резервные мощности, какие инвестпроекты нужно ускорить, реализовать побыстрее, чтобы сохранить этот баланс, чтобы удовлетворить спрос на нефть. И то, что сейчас происходит на нефтяном рынке, еще раз убеждает меня в том, что наш ценовой прогноз по нефти, скорее всего, оправдается. Мы исходим из того, что цена за баррель будет двигаться в коридоре от $70 до $80.

Однако в нефтяной промышленности есть еще и второй тренд. В будущем нефть будут использовать иначе. Что касается рынка нефтепереработки, то мы видим, что очень серьезное давление сейчас идет на средние дистилляты, то есть топливо на основе нефти, — это бензин, дизель. Спрос на эти нефтепродукты в долгосрочной перспективе будет снижаться. Очевидно, что НПЗ будут переходить на те продукты, которые они смогут производить больше и продавать больше. Что сейчас пользуется спросом? Прежде всего керосин — авиационное топливо и, например, продукты нефтехимии. Поэтому я убежден, что в будущем нам как раз нефтехимией нужно будет заниматься активно.

— А текущие цены на нефть позволяют говорить о том, что инвестиции в добычу восстановились после падения 2014 года? Или нефтяные мейджоры и сейчас больше сосредоточены на том, чтобы возвращать дивиденды своим акционерам?

— Я думаю, что компании будут делать и то и другое. Я думаю, что они будут по-прежнему заинтересованы в том, чтобы их акционерам что-то досталось от этих успехов. А с другой стороны, я уверен, что они будут использовать этот увеличившийся денежный поток для того, чтобы вкладывать больше в новые проекты, инвестировать. Но в то же время я не жду сейчас какого-то колоссального роста инвестиций в нефтяной сфере. Дело в том, что мы поняли, что цена на нефть может и упасть. Я думаю, что инвестиции будут расти, но будут расти в меру, потому что перспективы для роста спроса на нефть все-таки неплохие.

В то же время надо понимать, что риски никуда не делись, ситуация с рисками лучше не стала. Возьмите, например, инвестиции в Иран, где сейчас, возможно, санкции введут. В Венесуэлу сейчас тоже кто-то вряд ли вкладываться готов. Сейчас еще и Россия пропала с карты мира в этом плане. Смотрите, что происходит. Те самые регионы, те самые страны, которые отличались низкой стоимостью инвестиций, низкой стоимостью добычи, вот именно они сейчас страдают от санкций и фактически пропадают с рынка.

Все, что я рассказывал про газ, справедливо и для нефти. Нам не просто нужно увеличивать добычу, нам нужно еще и добывать выгодно, со сравнительно низкой себестоимостью.

Это тоже важно. Вот именно поэтому я так люблю приезжать в Россию. Я могу здесь дешево производить, по выгодной себестоимости.

— Тогда какие проекты сейчас интересны для инвестиций?

— Разумеется, у OMV есть бизнес и за пределами России. Например, недавно мы вложили $1,5 млрд в два месторождения нефти на территории Абу-Даби. Вообще, если говорить о странах Персидского залива, конечно, этот регион нужно иметь в виду просто потому, что там самая высокая концентрация нефтяных месторождений.

— В продолжение темы нефтяных рынков — чем, как вы думаете, закончится противостояние президента США Дональда Трампа и ОПЕК? Удастся ли ему разрушить соглашение?

— Мне кажется, что ОПЕК будет продолжать действовать независимо и самостоятельно искать свой путь. И сейчас равновесие нарушается, потому что спрос очень серьезно вырос, а предложение постепенно снижается, в том числе из-за анонсированных санкций (против Ирана — прим. ТАСС). И теперь страны ОПЕК ищут возможности задействовать те резервы, которые у них имеются, для того чтобы не потерять то равновесие на нефтяном рынке, для того чтобы обеспечить нефтью тех, кто в ней нуждается. Но пока никто, и я в том числе, не в состоянии сказать, как будет сокращаться добыча в Иране. Именно поэтому сейчас столько спекуляций происходит на нефтяном рынке. Это очень сильно увеличило волатильность цен на нефть.

— Недавно, кстати, президент Ирана Роухани приезжал в Австрию. Обсуждали ли вы во время этого визита с министром нефти Бижаном Намдаром Зангане возможные санкции против Ирана?

— Нет, не встречался.

— Получали ли вы из США просьбу снизить закупки иранской нефти для ваших НПЗ?

— OMV постоянно мониторит ситуацию, и сейчас действительно риск, связанный с импортом иранской нефти, очень высок. И более того, давайте посмотрим, сможем ли мы рассчитывать на какие-то защитные меры со стороны Еврокомиссии.

Поставлен ультиматум, мы ждем, чем все это кончится. Посмотрим. Вероятно, нам придется каким-то образом регулировать, что-то делать с источниками поставок нефти на наши НПЗ.

— То есть вы будете сокращать закупки иранской нефти?

— Я пока не могу вам дать точный ответ на этот вопрос. Мы будем смотреть, как станет развиваться ситуация, и будем ждать, какие меры начнет принимать Европа. Посмотрите, ведь документ о снятии с Ирана санкций был подписан как раз в Вене. Из этого документа пока вышли только США, европейцы по-прежнему его придерживаются. Мы будем наблюдать за тем, как будет меняться позиция Европы, что она будет предпринимать. И, видимо, наше решение мы будем принимать достаточно поздно, ближе к ноябрю.

— Некоторые участники рынка уже превентивно обратились к США с просьбой разрешить им продолжать закупки иранской нефти. Вы такой вариант для себя не рассматриваете?

— Я пока не видел, чтобы в Европе какие-то подобные шаги предпринимались. Проблема-то здесь в другом. Посмотрите, уже сейчас многие транспортные компании, которые владеют танкерами для перевозки, отказываются заходить в порты Ирана и транспортировать нефть, вот в чем проблема. А еще финансовый аспект нельзя забывать. Уже сейчас, пока ничего еще не произошло, многие участники финансового рынка не готовы заключать какие-либо сделки и проводить транзакции, связанные с Ираном. То есть я могу нефть заказать и купить, но я не смогу ни оплатить ее, ни привезти.

— Правильно ли мы понимаем, что от ваших проектов по добыче в Иране вы уже отказались?

— Даже в футболе, когда счет 4:1 не в вашу пользу, даже тогда нельзя ни от чего отказываться! Но сейчас — да, мы приостановили реализацию этих проектов.

— Вы упомянули о росте спроса и грядущем сокращении предложения. OMV располагает свободными мощностями и готова ли увеличить добычу в короткие сроки?

— Если вы мне поможете добиться мирного урегулирования в Ливии, то мы сможем очень быстро удвоить объем добычи. Или если в Йемене наступит мир, то там тоже можно будет увеличить производство.

— Можно еще вернуться к вопросу о санкциях. Вы знаете, что последние санкции США в отношении России были направлены против конкретных компаний и бизнесменов. Чему вас учит опыт российских бизнесменов? Изменились ли правила игры для бизнеса?

— В настоящий момент нас не затрагивают санкции, которые ввела администрация США. Но для меня урок, наверное, такой, что нужно создавать внутри предприятия заранее мощности для того, чтобы можно было быстро реагировать на санкции, потому что они моментально меняют ситуацию на рынке. И еще один урок — нельзя отказываться от дружбы, от партнерских отношений даже в период санкций, нужно оставаться на стороне друзей. Даже в эти непростые времена мы продолжаем быть хорошими друзьями и надежными партнерами и верны нашим проектам.

— Недавно вы приобрели газовый актив в Новой Зеландии и заявили, что Австралазия станет в будущем основным регионом для вашей компании. Есть ли планы по строительству там СПГ-мощностей?

— Нет. Весь газ, который добывается в Новой Зеландии, будет использован исключительно для внутренних нужд, там не те объемы, чтобы даже близко можно было начинать разговор про СПГ.

— Какой вы видите OMV через пять, через десять лет? И какую долю в портфеле будут занимать российские проекты?

— У нас есть четкая стратегия: мы хотим удвоить добычу нефти и газа в OMV. Если два года назад мы добывали 300 тыс. баррелей в сутки, то к 2025 году мы хотим добиться показателя в 600 тыс. OMV взяла курс на рост, но этот курс непростой. И мы, разумеется, следим за тем, как растет бизнес в России. В настоящий момент мы в России добываем около 100 тыс. баррелей, это Южно-Русское месторождение, это наша доля там. И я уверен, что следующий рост будет за счет «Ачимгаза» происходить.

— Какой может быть доля российских проектов к 2025 году?

— В настоящее время 10% нашего капитала задействовано в российских проектах. И безусловно, по мере роста рынка эта доля будет сохраняться или увеличиваться.

— Какую тенденцию вы считаете основной на нефтяном рынке сейчас, какой совет вы могли бы дать руководителям российских нефтяных компаний? В какие проекты нужно вкладываться сейчас?

— Исходя из того, как рынок развивается, очевидно, что будет нужно больше нефти. Я думаю, что российским коллегам можно посоветовать увеличивать добычу. Рекомендация такая: открутите краник так, чтобы из него шло мощным потоком, и радуйтесь ценам, которые получаются. Предпосылки для этого прекрасные, потому что российская нефть на рынке нужна. Но еще одна рекомендация: никогда не забывайте о стоимости добычи, это всегда нужно держать в уме, даже в эпоху высоких цен. Все важнее становится глубокая переработка, и, безусловно, мимо России эта тенденция не должна пройти.

Беседовали Евгения Соколова и Юлия Хазагаева.

МОСКВА, ТАСС
12

Источник: arms-expo.ru