Всё об оружии

В Москве 19-20 соберутся послы и постоянные представители России в зарубежных государствах и международных организациях. Дипломаты будут говорить о дальнейшем внешнеполитическом курсе РФ. О российском взгляде на будущее иранской ядерной сделки, отношениях МАГАТЭ и Тегерана, ситуации вокруг КНДР, а также о возможности продления соглашения ОПЕК+ в интервью РИА Новости рассказал постоянный представитель России при международных организациях в Вене Михаил Ульянов.

— Представитель Организации по атомной энергии Ирана Бехруз Камальванди ранее заявил, что Иран вернется к обогащению урана на объекте в Фордо в случае распада ядерной сделки. Считают ли в России реальной эту угрозу? Обсуждают ли с иранскими партнерами возникающие озабоченности?

— В жизни все бывает. Если США приняли решение о выходе из иранской ядерной сделки, то гарантировать участие Ирана в этом соглашении при любых обстоятельствах, наверное, тоже было бы опрометчиво. Кстати, сам СВПД содержит пункт, в соответствии с которым, если кто-либо из участников продемонстрирует существенное невыполнение, то Иран вправе полностью или частично отказаться от выполнения этой сделки. Но нужно ориентироваться на реальную политику Тегерана, на выступления дипломатических представителей. А они разговоров о выходе из сделки не ведут. Напротив, иранская дипломатия сейчас заточена на то, чтобы в максимальной степени обеспечить выполнение экономической составляющей СВПД. Это для иранцев приоритет в связи с перспективой введения в действие экстерриториальных санкций США. Сейчас вести разговоры по выходу Ирана из сделки считаю контрпродуктивным.

—  Как в целом в Москве оценивают заявления Тегерана о том, что он быстро сможет нарастить количество центрифуг до уровня, который был до заключения СВПД? Существуют ли сейчас у Ирана такие возможности?

— Как известно, на сегодняшний день Иран является наиболее проверяемой страной. На его долю приходится больше половины всех проверок по линии МАГАТЭ. В результате заключения СВПД иранской ядерной программе была придана беспрецедентная прозрачность, которой не могут похвастаться многие западные страны. Все, что имеет хотя бы мало-мальски отношение к ядерной деятельности в ИРИ, находится под постоянным, фактически круглосуточным контролем инспекторов.

В основу всеобъемлющих договоренностей 2015 года был положен важный принцип, согласно которому право Ирана развивать мирный атом во всех его аспектах никем не ставится под сомнение при том условии, что эта деятельность будет находиться под контролем МАГАТЭ.

Иран свои обязательства по СВПД выполняет неукоснительно. При этом стоит отметить, что ядерные разделы СВПД скроены из двух частей — юридических обязательств, вытекающих из соглашения с МАГАТЭ о всеобъемлющих гарантиях, и временных ограничений на мирную ядерную деятельность, которые Иран принял на себя добровольно. К последним относится количество центрифуг.

В условиях устойчивой реализации СВПД у нас нет никаких сомнений, что иранская сторона сумеет сдержать данное слово. Остальным же стоит подумать над тем, как обеспечить долгосрочную устойчивость ядерной сделки.

Дело не в количестве центрифуг, а в том, что Иран демонстрирует приверженность выполнению своих обязательств. Раз за разом это подтверждается в докладах директора МАГАТЭ, это подтверждают нам в рабочем порядке и сотрудники агентства, которые занимаются этим вопросом. Ни малейших отклонений от своих обязательств Тегеран не допускает.

Первый энергоблок атомной электростанции «Бушер» в Иране / Фото: РИА Новости, Валерий Мельников

— Идут ли сейчас в каком-то виде в рамках Совместной комиссии (Совместной комиссии по выполнению Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД)) переговоры по изменению мандата МАГАТЭ в отношении исследования военных объектов Ирана? Оказывается ли на организацию давление со стороны США в этом вопросе?

— В рамках заключенного Ираном с МАГАТЭ и осуществляемого на временной основе дополнительного протокола к соглашению о всеобъемлющих гарантиях у агентства есть возможность осуществлять проверки на любых интересующих его объектах в ИРИ. Это не означает, что Иран или любая другая страна, заключившая с МАГАТЭ доппротокол, превращается в проходной двор. Для того, чтобы запросить доступ на тот или иной объект, агентству нужны веские основания. Параметры доступа отрабатываются во взаимодействии с принимающей стороной.

За время реализации СВПД в этом плане между МАГАТЭ и Ираном наработан определенный опыт, сложились эффективные каналы взаимодействия. Агентство регулярно запрашивается на различные объекты в Иране помимо тех, что относятся непосредственно к ядерному топливному циклу. Никаких проблем с доступом МАГАТЭ в Иране не испытывает.

Что касается проверочного мандата МАГАТЭ в Иране, то он задан соглашением о всеобъемлющих гарантиях, дополнительным протоколом, а также решением совета управляющих МАГАТЭ от 15 декабря 2015 года. Этот мандат остается неизменным. И насколько нам известно, никаких новых решений совета управляющих на этот счет не планируется.

Что же касается американцев, то они, похоже, настроены нацелить верификационную деятельность на наиболее чувствительные с точки зрения безопасности объекты, невзирая на то, имеются ли для этого какие-то основания. Если бы секретариат агентства пошел по этому пути, то это стало бы отклонением от установленных доппротоколом правил и, естественно, вызвало бы самую негативную реакцию со стороны Тегерана. В этом вопросе и секретариат МАГАТЭ и иранцы действуют вдумчиво, взвешенно и разумно.

— То есть, требования США в этом смысле излишни — тот уровень доступа, который есть, достаточен с точки зрения МАГАТЭ?

— Да. Я могу сказать, что сам интересовался у высокопоставленных сотрудников агентства о том, нужно ли им что-то еще для выполнения его мандата в Иране. И ответ был однозначный: «У нас все есть».

— Рассчитывает ли Россия, что инспекции МАГАТЭ в КНДР будут возобновлены? Будет ли Москва пытаться убедить Пхеньян пустить в страну инспекторов агентства?

— Мы, конечно, приветствовали бы возобновление полноценного сотрудничества между агентством и КНДР. Как я понимаю, вопрос об этом будет рассматриваться в рамках поиска путей политического урегулирования, которое должно расставить все точки над i в отношении того, что такое денуклеаризация, какими методами и средствами она будет осуществляться и кто конкретно будет этим заниматься. Пока на эти вопросы ответа нет. Все остальное — это спекуляции.

Для корейцев денуклеаризация и соответствующая проверка — это не главное. У них подход, как я понимаю, гораздо более широкий к урегулированию. И верификация — это лишь часть проблемы. В ответ на уступки в ряде вопросов северокорейцы рассчитывают, прежде всего, получить гарантии безопасности, какие-то экономические дивиденды.

—  Как вы оцениваете инициативу премьер-министра Синдзо Абэ создать новую международную структуру, ответственную за ядерное разоружение КНДР? Считаете ли вы целесообразной идею совместного финансирования представителями международного сообщества ядерного разоружения КНДР?

— Я думаю, что такие идеи нуждаются в конкретизации и тщательном обосновании. Помимо всего прочего здесь важно помнить о положениях Договора о нераспространении ядерного оружия. В статье 1 этого соглашения ядерные державы обязались не передавать контроль над ядерным оружием кому бы то ни было, а неядерные государства в статье 2 обязались не приобретать контроль над ядерными вооружениями и тем, что с этим связано. Поэтому мы исходим из того, что собственно ядерным разоружением могут заниматься только представители ядерных держав — Россия, США, Франция, Великобритания, КНР. МАГАТЭ к этому не может подключаться, потому что это не организация, которая имеет в своем мандате задачу ядерного разоружения. Агентство следит за непереключением ядерных материалов из мирной в военную сферу.

Нужно понять, в чем смысл и преимущество идеи создания новой международной структуры, тем более в условиях, когда таковая уже существует в лице МАГАТЭ.

Штаб-квартира МАГАТЭ в Вене / Фото: AFP 2018 / Joe Klamar

— Недавно МИД достаточно резко отреагировал на легализацию марихуаны в Канаде, что получило достаточно большую огласку, в частности в России. А как отреагировали другие страны, поддержал ли нас кто-либо на международной арене?

— Судя по всему, канадские власти рассчитывали, что никакой негативной реакции не будет. В начале мая в комитете по внешней политике сената Канады выступала министр иностранных дел Канады Христя Фриланд. Ей задавали вопрос сенаторы, как международное сообщество воспримет факт нарушения международного права и антинаркотических конвенций, нарушения, которые признают сами канадские власти. Министр успокаивала сенаторов, давала понять, что международное сообщество промолчит.

Эти ожидания не оправдались. Двадцать пятого июня состоялось межсессионное заседание комиссии ООН по наркотическим средствам, где вместе с нами выступили в общей сложности 18 государств, что для венской площадки беспрецедентно. Выступления были развернутые, достаточно жесткие, с упором на то, что международные обязательства нужно выполнять, отступление от них является грубым нарушением международного права. На эту тему высказался и ряд западных стран, включая Японию, Францию, которые, хотя и не называли Канаду по имени, вполне определенно подтвердили мнение о том, что pacta sunt servanda — договоры должны соблюдаться.

Очень помог пресс-релиз, выпущенный международным комитетом по контролю над наркотиками, содержавший очень жесткие оценки действий канадских властей, а также заявление официального представителя управления ООН по наркотикам и преступности. Так что если канадцы ожидали, что международное сообщество «скушает» грубое нарушение антинаркотических конвенций, то, как показала жизнь, они заблуждались.

Думаю, дело одним заседанием от 25 июня не ограничится. В следующем году будет проходить обзор выполнения документов по антинаркотической политике, которые были приняты в 2009 году, будет и министерский сегмент. Думаю, что многие страны обязательно опять выскажутся по этому поводу со всей определенностью.

— То есть мы будем продолжать усилия на международной арене, призывая страны мира соблюдать антинаркотические конвенции?

— Основная площадка — это Вена. Именно там базируется управление ООН по наркотикам и преступности и там же проходят заседания комиссии ООН по наркотическим средствам. Нарколибералы пытаются то, что им не удается сделать в Вене, перевести на другие площадки — в Нью-Йорк, в Женеву. Но мы выступаем против растаскивания антинаркотической проблематики. Мы исходим из того, что все договоренности должны выполняться в полном объеме, что борьба с наркотиками не может сводиться только к правам человека, как говорят нарколибералы. Правоохранительное направление тоже исключительно важно. Там, где правоохранительные органы ведут по-настоящему активную работу по борьбе с наркопреступностью, достигаются наибольшие результаты. Напротив, там, где внимание переключается с правоохранительного направления на права человека, здоровье и так далее, мы видим рост употребления наркотиков со всеми вытекающими из этого последствиями. Россия на предстоящем обзоре намерена играть самую активную роль, опираясь на наших единомышленников, которых немало.

— Каковы перспективы соглашения ОПЕК+, будет ли сделка продолжена в 2019 году?

— Ответа на этот вопрос, наверно, ни у кого нет. Все будет определяться текущей конъюнктурой нефтяного рынка в момент, когда придет необходимость принимать решение о продлении, о какой-то корректировке достигнутых договоренностей. Ясно одно — эта сделка ОПЕК+ себя оправдала, показала свою полезность. Это видно по ситуации на мировом рынке, цены стали более обоснованными, но при этом не превышающими какие-то разумные рамки, когда высокая цена становится препятствием на пути экономического развития некоторых стран. Поэтому этот опыт можно назвать успешным. Наверное, отношения России и ОПЕК имеют все шансы получить дальнейшее развитие в различных формах.

— Ранее в Москве заявили, что проект уголовно-правовой конвенции по кибербезопасности может быть рассмотрен в рамках Третьего комитета ГА ООН в конце сентября. Каковы перспективы утверждения этого проекта?

— Это не совсем так. Проект конвенции, официально она называется Конвенцией о сотрудничестве в сфере противодействия информационной преступности, был нами распространен в конце декабря 2017 года в качестве пищи для размышления, в качестве возможного вклада в будущий процесс переговоров. Дело в том, что работа на этом направлении пока носит преимущественно региональный характер — СНГ, ШОС, Лига арабских государств, Африканский союз. А между тем явление-то глобальное по своему значению и явление катастрофическое.

Генеральный секретарь ООН недавно назвал сумму, в которую преступления в сфере информационно-коммуникационных технологий обходятся мировой экономике, — 1,5 триллиона долларов в год. Конечно, это солидно, и на борьбу с этой преступностью сейчас тратится в десятки раз больше, чем несколько лет назад — до 100 миллиардов долларов, и это не предел. Так вот, есть необходимость в универсальном механизме, и наш проект конвенции призван стимулировать работу в направлении выработки всеобщей договоренности. В этом году мы планируем внести на рассмотрение генеральной ассамблеи проект резолюции о противодействии использованию информационно-коммуникационных технологий в преступных целях.

Он будет носить во многом технический характер, поскольку его цель завязать широкую политическую дискуссию, помочь этому с прицелом развернуть этот разговор вширь и вглубь уже в следующем году на 74-й сессии. Поэтому постановляющая часть будет состоять всего из трех пунктов.

В первом пункте генассамблея попросит, чтобы все государства-члены ООН информировали генерального секретаря ООН о своей точке зрения и об оценках по соответствующей проблематике. Второй пункт предполагает, что генсек обобщит все эти национальные вклады и сдаст их виде доклада. Это не аналитический документ секретариата ООН, а совокупность тех материалов, которые представят государства. И третий пункт, наверное, самый главный, будет предполагать включение в предварительную повестку дня 74-й сессии генассамблеи соответствующего пункта прямо озаглавленного «противодействие использованию информационно-коммуникационных технологий в преступных целях». Это все процедурные в значительной степени вопросы, но они являются необходимыми вехами на пути к углублению соответствующих международных дискуссий с прицелом на то, чтобы в конечном итоге получить продукт в виде соответствующей конвенции.

МОСКА, РИА Новости
12

Источник: arms-expo.ru